В половине шестого, решив перекусить, Тэнго приготовил простое блюдо. Аппетита не испытывал, но днем почти ничего не ел. Все же, видимо, стоит что-то закинуть в желудок. Сделал салат из помидоров и морской капусты и съел его вместе с тостом. В шесть пятнадцать надел коричнево-зеленый вельветовый пиджак поверх черного свитера с высоким воротником и вышел из дома. На выходе из дома остановился и еще раз посмотрел вокруг, но не заметил ничего, что могло бы привлечь внимание. Ни мужчины, спрятавшегося за телеграфным столбом. Ни припаркованного подозрительного автомобиля. Даже ворона не прилетела. И — наоборот — это еще больше встревожило Тэнго. Казалось, что все незнакомые люди вокруг действительности украдкой за ним следят. И домохозяйки, проходившие мимо с корзинкой, и молчаливый старичок, который выгуливал собаку, и даже ученики средней школы, которые мчались мимо на велосипеде с теннисной ракеткой на плече — все они, видимо, умело замаскированные агенты «Сакигаке».
«У страха глаза велики, — подумал Тэнго. — Надо быть осторожным, но не очень нервничать». Он быстро направился к станции. Иногда на мгновение оглядывался, чтобы проверить, не преследует ли его кто-нибудь. Если бы кто-то преследовал, то Тэнго, наверное, заметил. Так как от рождения имел зорькие глаза с широким полем зрения. После того, как он трижды осмотрелся и убедился, что никто его не преследует, он успокоился.
В бар — место условленной встречи с Комацу — он прибыл без пяти минут семь. Комацу еще не пришел, и Тэнго оказался, очевидно, первым посетителем бара после его открытия. В большом горшке на стойке торчали яркие цветы, своими свежесрезанными стеблями распространяя вокруг особый запах. Тэнго сел в дальний уголок и заказал кружку светлого пива. Вынул из кармана пиджака книжку карманного формата и стал читать.
В пятнадцать минут восьмого появился Комацу. На нем поверх тонкого кашемирового свитера был твидовый пиджак, кашемировое кашне, шерстяные брюки и замшевые туфли. Привычная внешность. Все вещи качественные, подобраны со вкусом, но уже достаточно сношенные. Эта одежда казалась на нем неизменной частью его тела. Тэнго никогда не видел на Комацу чего-либо абсолютно нового. Возможно, он спал или валялся на полу в только-что купленном костюме. Может, неоднократно сам стирал руками и сушил в тени. И хотя его одежда была довольно поношенной и поблекшей, Комацу показывался в ней перед людьми с таким выражением лица, что все сразу понимали — этот человек не придает одежде никакого значения. Во всяком случае, одетым в такую одежду, он производил впечатление опытного редактора-ветерана и никого другого.
Комацу сел напротив Тэнго и тоже заказал кружу светлого пива.
— Кажется, у тебя все хорошо, не правда ли? — сказал Комацу. — Новый роман успешно пишется?
— Понемногу.
— Это — самое главное. Писатель растет только благодаря тому, что не перестает писать. Так же, как гусеница остается гусеницей, пока не перестает есть листья. Как я уже говорил, тот факт, что ты взялся переделывать «Воздушный кокон», благоприятно повлиял на твоё творчество. Разве нет?
Тэнго кивнул.
— Это правда. Мне думается, что благодаря этой работе я научился кое-чему важному в отношении художественного произведения. Стал видеть то, чего до сих пор не замечал.
— Не хочу хвастаться, но я хорошо понимал, что тебе такая возможность была нужна.
— Но из-за этой истории у меня возникла не одна неприятность. Вы же знаете.
Скривив губы так, что они стали казаться похожими на серп месяца в новолуние, Комацу загадочно улыбнулся.
— За приобретение чего-то драгоценного человек обязан платить. Таков закон в мире.
— Возможно. Однако не всегда удается различить, что такое драгоценная вещь, а что плата. Зачастую они страшно перепутаны между собой.
— Действительно в мире все перепутано. Как в телефонном разговоре, когда кто-то посторонний случайно присоединяется к линии. Да, ты прав, — сказал Комацу и насупил брови. — Кстати, ты знаешь, где сейчас находится Фукаэри?
— Где сейчас — не знаю, — подбирая слова, ответил Тэнго.
— Сейчас, — многозначительно повторил Комацу.
Тэнго молчал.
— Но до недавнего времени она жила в твоей квартире, — сказал Комацу. — Так говорят.
Тэнго кивнул.
— Это правда. Месяца три жила в моей квартире.
— Три месяца — это долго, — сказал Комацу. — Но ты никому об этом не говорил.
— Не говорил, потому что она просила никому не говорить. Даже вам.
— Но сейчас ее там нет.
— Это правда. Когда я находился в Тикури, она, оставив письмо, покинула квартиру. И где она сейчас, я не знаю.
Комацу вытащил сигарету и, взяв ее в рот, чиркнул спичкой. Прищуренными глазами посмотрел в глаза Тэнго.
— После этого Фукаэри возвратилась в дом Эбисуно-сенсея. В горы возле станции Футаматао, — сказал он. — Эбисуно-сенсей взял назад обращение в полицию о ее розыске. Поскольку она, как бы, сама куда-то уехала, и никто ее не похищал. Полиция, видимо, ее уже допрашивала. Отчего она исчезла? Где и что делала? Все-таки, как-никак, она несовершеннолетняя. В ближайшее время, возможно, об этом в газетах появятся статьи. Что, мол, к счастью, нашлась молодая писательница, которая на долгое время куда-то исчезала. Статьи появятся, но, думаю, не очень большие. Ведь ясно, что ни о каком-то преступлении речи быть не может.
— Пожалуй, может выясниться, что она нашла приют в моей квартире?
Комацу отрицательно покачал головой.
— Нет. Твоей фамилии она, думаю, не назовет. Потому что у нее такой характер. Если она решила молчать, то не скажет никому — ни полиции, ни военной жандармерии, ни революционному совету, ни матери Терезе. Так что можешь об этом не беспокоиться.