1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь - Страница 54

К оглавлению

54

— А если вы ошибаетесь и ребенок окажется непричастен к любви, которой вы жаждете, то он будет чувствовать себя оскорбленным. Как мы сами.

— И это возможно. Но я чувствую, что так не произойдет. Интуитивно.

— Я уважаю интуицию, — сказал Тамару. — Однако если человек родился, то он может жить лишь как носитель морали. Это следует хорошо запомнить.

— Кто это сказал?

— Витгенштейн. [12]

— Запомню, — сказала Аомамэ. А потом спросила — Если ваш ребенок родился, то сколько лет ему сейчас исполнилось?

Тамару прикинул в голове.

— Семнадцать.

— Семнадцать, — повторила Аомамэ и представила себе семнадцатилетнюю девушку как носителя морали.

— О нашем разговоре я расскажу мадам, — сказал Тамару. — Она хотела поговорить непосредственно с вами. Но, как я уже неоднократно говорил, по соображениям безопасности я был против этого. Хотя я и предпринял предупредительные технические мероприятия, телефон — достаточно опасное средство общения.

— Понятно.

— Но она глубоко интересуется ходом событий и переживает за вас.

— Я знаю. Спасибо.

— Вы поступите разумно, если будете доверяться ей и прислушиваться к ее советам. Она — очень умный человек.

— Конечно, — ответила Аомамэ.

«Но, не смотря на все советы, мне нужно самой совершенствовать свое сознание и самой защищаться, — подумала Аомамэ. — Хозяйка усадьбы в Адзабу — действительно очень умный человек. С большой реальной силой. Но кое-чего она не знает. Скажем, того, по какому принципу движется мир 1Q84 года. И, наверное, не замечает, что на небе уже две Луны».

Положив телефонную трубку, Аомамэ легла на диван и проспала с полчаса. Коротким глубоким сном. Ей снилось пустое пространство. В этом пространстве она о чем-то думала. И в белесом блокноте писала что-то невидимыми чернилами.

А когда проснулась, то имела уже перед глазами поразительно ясный образ ответа на все свои размышления. «Я рожу ребенка. Он счастливо придет в этот мир. Он будет жить, по определению Тамару, как носитель морали».

Приложив ладонь к низу живота, Аомамэ прислушалась. Но все еще ничего не услышала. Пока.

Глава 12. Тэнго

Законы мира начинают меняться

После завтрака Тэнго помылся в ванной под душем. Вымыл голову. Побрился. Переоделся в выстиранное и высушенное белье. Затем, выйдя из дома, купил утреннюю газету в привокзальном киоске, зашел в ближайшую кофейню и выпил горячего черного кофе.

В газете не нашел сообщений о событиях, которые могли бы привлечь его внимание. По крайней мере, просмотрев сегодняшние новости, он почувствовал, что мир — довольно скучное и неинтересное место. Казалось, что он читает не сегодняшнюю, а недельной давности газету.

Тэнго сложил газету и посмотрел на часы. Была девять тридцать, а посетителей пускали в здравницу в десять.

Собираться домой было просто. Он вообще не имел большого багажа. Всего-навсего смена белья и одежды, туалетные принадлежности и кипа бумаги. Все вмещалось в сумку из парусины. Забросив ее через плечо, Тэнго расплатился за пребывание в гостинице и от станции на автобусе приехал в здравницу. Было уже начало зимы. В это утро почти никто не ехал на побережье. На остановке перед здравницей из автобуса вышел только он.

В фойе здравницы, как всегда, он вписал в журнал посетителей дату и фамилию. За конторкой сидела молодая медсестра, которую он нечасто видел. Она, встретив его улыбкой, своими чрезвычайно тонкими и длинными руками и ногами напоминала доброго паука, который показывал заблудившимся путникам дорогу в лесу. Медсестры Тамуры в очках, которая всегда здесь сидела, сегодня утром не было. И Тэнго чуть облегченно вздохнул. Боялся, чтобы она не сказала чего-нибудь многозначного по поводу того, что вчера вечером он провожал домой Куми Адати. Не было видно также медсестры Омура, что втыкала шариковую ручку в собранные в пучок волосы. Возможно, они тоже бесследно провалились сквозь землю. Как три ведьмы в пьесе «Макбет».

Конечно, такого не могло произойти. В Куми Адати сегодня выходной день, а две другие говорили, что сегодня, как обычно, выйдут на работу. Может, с утра они случайно работают в других местах.

Тэнго поднялся по лестнице на второй этаж к отцовской палате. Дважды легонько постучал. Открыл дверь. Отец лежал на кровати и спал, как всегда в той же позе. Под капельницей и с катетером. Со вчерашнего ничего не изменилось. Закрытое окно заслоняли шторы. Воздух в палате был тяжелый и застоявшийся. Разнообразные запахи, связанные с жизнедеятельностью организма — дыханием больного и выделениями — вместе с запахами лекарств и цветов в вазе смешивались в одно нераздельное целое. Хотя жизненные силы отца в упадке, а его сознание за долгое время ослабло, принципы метаболизма не менялись. Отец все еще находился по эту сторону водораздела, когда слово «Жить» означало также — и выделять различные запахи.

Зайдя в палату, Тэнго прежде всего отдернул шторы и распахнул настежь окно. Пришлось впустить свежего воздуха. Прохладного, но не настолько, чтобы замерзнуть.

Был приятный вечер. Солнечные лучи лились в палату, а ветер с моря качал шторы. Чайка, подхваченная ветром, поджав аккуратно лапки, парила над сосновым бором. Стайка воробьев беспорядочно расселась на электрических проводах и, словно то и дело переписывая музыкальные ноты, беспрестанно меняли свое положение. Сидя на плафоне уличного фонаря и осторожно оглядываясь, каркала ворона, думая, что же ей теперь делать. Очень высоко в небе медленно плыли несколько облаков. Далекие и высокие, они казались чем-то абстрактным, не имеющим никакого отношения к человеческой жизни. Повернувшись спиной к отцу, Тэнго некоторое время наблюдал эту картину. Живого и неживого. Подвижного и неподвижного. За окном виднелся неизменный пейзаж. Ничего нового. Как ему и положено, мир двигался вперед. Он неплохо, словно дешевый будильник, выполнял порученную когда-то роль. Тэнго стоял и бесцельно разглядывал пейзаж за окном, невольно оттягивая момент, когда он окажется лицом к лицу с отцом. Но так, конечно, не могло продолжаться долго.

54