— Что из этого выходит?
— А выходит то, что существует вероятность, что к вашей квартиры приходил ложный сборщик платы. Похоже, будто кто-то, прикинувшись служащим «NHK», стучал в дверь, чтобы обманным путем выманить деньги. Собеседник с радиотелевизионной компании после разговора со мной обеспокоился. Появление фальшивого сборщика абонентной платы для них неприятна. Его начальник хотел, если можно, встретиться непосредственно со мной и все обсудить. Конечно, я отказался. Мол, вреда нам не причинили, поэтому не стоит чрезмерно раздувать это дело.
— А может, этот человек душевнобольной или преследует именно меня?
— Думаю, что ваш преследователь так бы не делал. Не имел бы от этого никакой пользы, а только насторожил бы вас.
— А почему этот человек, даже если он душевнобольной, выбрал именно мою квартиру? Есть же много других. Я стараюсь делать, чтобы света в комнате не было видно снаружи, и хожу тихо, почти на цыпочках. Окна постоянно закрываю и не сушу белья на балконе. И все же тот человек выбрал мою квартиру, и стучал, стучал. Знает, что я скрываюсь. Или утверждает, что знает. И как-то пытается заставить меня открыть дверь.
— Думаете, он еще раз придет?
— Не знаю. Но если он всерьез пытается заставить меня открыть дверь, то, видимо, будет приходить, пока своего не добьется.
— И это вас пугает?
— Нет, не пугает, — ответила Аомамэ. — Просто мне не нравится.
— Как, конечно, и мне. Ведь если тот фальшивый сборщик платы снова придет, мы не можем обращаться к «NHK» или в полицию. И даже, если вы сможете позвонить мне о его приходе, а я немедленно отправлюсь к вам, то, может быть, я его уже не застану.
— В общем, я сама дам себе совет, — сказала Аомамэ. — Сколько бы он меня не провоцировал, я двери не открою.
— Он, видимо, попробует и другие виды провокаций.
— Возможно, — согласилась Аомамэ.
Тамару коротко откашлялся и сменил тему разговора.
— Результаты теста получили?
— Его результат положительный, — просто ответила Аомамэ.
— Значит, залетели?
— Именно так. Попыталась сделать два вида разновидностей теста, но результат тот же.
Наступило молчание, похожее на молчание литографского камня, на котором еще не вырезано иероглифов.
— Не сомневаетесь?
— Изначально я об этом знала. А тест — лишь подтверждение.
Некоторое время Тамару гладил кончиками пальцев эту литографию молчания.
— Вынужден вас откровенно спросить, — сказал Тамару. — Вы собираетесь рожать или будете прерывать беременность?
— Не прерывать.
— То есть рожать?
— Если все пойдет хорошо, роды наступят в июне-июле следующего года.
Тамару прикинул в голове цифры.
— Если так, то нам придется несколько изменить наши планы.
— Извините.
— Да ладно, — ответил Тамару. — В любой ситуации все женщины имеют право родить ребенка и получить надежную защиту.
— Звучит как в Декларации о правах человека, — сказала Аомамэ.
— А еще меня интересует вот что: вы догадываетесь, кто — отец?
— После июня я ни с кем не имела половых контактов.
— Так что, произошло якобы непорочное зачатие?
— Если допустить такую фразу в кругу набожных людей, то они, видимо, рассердятся.
— Вообще если сделать нечто необычное, то обязательно кто-то рассердиться, — ответил Тамару. — Однако если вы забеременели, то надо как можно раньше пройти обследование у специалиста. Оставаться одной в этой квартире до родов никак не годится.
Аомамэ вздохнула.
— Оставьте меня здесь до конца года. Со мной у вас не будет хлопот.
Тамару на минуту умолк. А потом произнес:
— Как мы и договорились, вы будете в этой квартире до конца года. Но в начале следующего года вам придется переехать в безопасное место, где будет легче получить медицинскую помощь. Вы понимаете?
— Понимаю, — ответила Аомамэ. Но у нее было уверенности. «Если я не встречусь с Тэнго, разве смогу отсюда уехать?»- подумала она.
— Однажды женщина забеременела от меня, — вдруг сказал Тамару
Некоторое время Аомамэ молчала.
— От вас? Но вы …
— Да, это правда. Я — гей. Причем, бескомпромиссный. Издавна и теперь. Таким останусь и в будущем.
— Но от вас женщина забеременела.
— У каждого могут быть ошибки, — сказал Тамару. Однако в его словах юмор не чувствовался. — Не буду подробно распространяться, это было в молодости. Только один раз. И то залетел.
— А что случилось с девушкой?
— Не знаю, — ответил Тамару. — Знал ее до шестого месяца беременности. А потом перестали общаться.
— После шестого месяца беременности аборт невозможен, ведь так?
— И я это понимаю.
— Скорее всего, ребенок родился, — сказала Аомамэ.
— Возможно.
— Если ребенок родился, то вы хотели бы с ним сейчас увидеться?
— Это меня особенно не интересует, — не колеблясь, ответил Тамару. — Я не такую жизнь себе выбрал. А вы хотели бы, предположим, сейчас встретиться с собственным уже взрослым ребенком?
Аомамэ задумалась.
— Я не представляю себе, что значит иметь собственного ребенка, потому что родители отказались от меня, когда я была еще маленькой. И образ родителя правильного образца у меня совсем не сложился.
— И все же вы собираетесь привести своего ребенка в этот мир. Мир, переполненный противоречиями и насилием.
— Потому что я хочу любви, — произнесла Аомамэ. — Однако не к собственному ребенку. Такого уровня любви я еще не достигла.
— Но ребенок причастен к этой любви.
— Возможно. В какой то мере.