Комацу взял в руки стакан и глотнул виски с содовой.
— Я проснулся на рассвете, когда мне снова дали понюхать чего-то похожего на хлороформ. Меня положили на скамейке в парке Дзингу-гайэн. На рассвете в середине сентября было холодно, и я действительно простудился. Сделал это не намеренно, ибо впоследствии целых три дня в горячке пролежал в постели. Но, по всей видимости, даже после такого финала должен считать, что мне повезло.
На этом фразе рассказ Комацу кончился.
— А вы об этом рассказали Эбисуно-сенсею? — спросил Тэнго.
— Да, через несколько дней после освобождения, когда лихорадка отступила, я отправился в горы к Эбисуно-сенсею. И рассказал ему примерно то же самое, что и тебе.
— И что он сказал?
Допив виски с содовой, Комацу заказал еще одну порцию. Предложил вторую и Тэнго, но тот отрицательно покачал головой.
— Эбисуно-сэнсей не раз просил меня повторить рассказ с самого начала и подробно расспрашивал о том, о сём. Конечно, я отвечал все, что мог. Если бы он попросил, то мог бы повторить то же самое еще раз сколько угодно. Как-никак, после разговора с Лысым я четыре дня оставался в одной комнате в одиночестве. Был без собеседника, и времени было достаточно. А потому мысленно пережевывал все, что сказал Лысый, и запомнил каждое слово до мельчайших деталей. Словно человек-магнитофон.
— Но новость о смерти родителей опирается лишь на утверждение Лысого, не так ли? — спросил Тэнго.
— Конечно. Так утверждают они, а убедиться, насколько это правда, невозможно. Но судя по их манере разговаривать, я делаю вывод, что это, видимо, не ложь. Как Лысый сам мне говорил, для них жизнь и смерть — это нечто святое. Когда я закончил рассказ, Эбисуно-сенсей умолк в задумчивости, и на длительное время глубоко замолчал. А потом, ничего не сказав, встал и надолго вышел из комнаты. Очевидно, должен был привыкнуть к смерти своих друзей. Возможно, втайне в душе такую развязку предполагал и готовился к тому, что их уже нет в живых. Однако окончательное сообщение о смерти близких людей нанесло ему, видимо, глубочайшую душевную рану.
Тэнго вспомнил пустую скромную гостиную сенсея, глубокое холодное молчание и периодический птичий крик за окном.
— Итак, мы отступили назад и выбрались с минного поля? — спросил он.
Бармен принес новый стакан виски с содовой. Комацу увлажнил напитком рот.
— Но это не значит, что принято окончательное решение. Эбисуно-сенсей сказал, что нужно время для размышлений. Но разве остается другой выбор помимо того, который предложили эти типы? Конечно, я сразу начал действовать. Постарался в рамках издательства остановить печатание «Воздушного кокона» и практически отказаться от ее переиздания. И не издавать в книжном формате. Издательство хорошо заработало, распродав напечатанный прежде тираж. Во всяком случае, убытков не претерпело. Конечно, добиться одобрения рабочего совещания и директора было непросто — пришлось намекнуть на возможный скандал, связанный с использованием подставного автора. Поэтому начальство перетрусило и наконец-то послушалось меня. Теперь, думаю, в издательстве ко мне будут относиться гораздо холоднее, но я привык к такому.
— Эбисуно-сенсей поверил их утверждению о смерти родителей Фукаэри?
— Скорее всего, — ответил Комацу. — Я думаю, ему просто нужно было немного времени, чтобы в душе примириться с этим известием и такой реальностью. Мне так кажется, что сектанты настроены серьезно. Сделав определенную уступку, они, кажется, действительно стремятся избежать дальнейших неприятностей. А потому прибегли к такому грубому шагу, как похищение. Хотели сделать нам жесткое предупреждение. Учитывая то, как легко они избавляются от трупов, а они тайно сожгли даже тела господина Фукады и его жены, пришлось согласиться на их предложение. И хотя сейчас доказать факт сожжения трудно, это всё равно большое преступление. А они о нем смело сказали. Иначе говоря, открыли свое намерение. В этом смысле слова Лысого в значительной степени, наверное, правдивы. Если не в деталях, то, по крайней мере, в главном.
Тэнго оценивал слова, услышанные от Комацу.
— Отец Фукаэри был человеком, который слышит вещий голос. Иначе говоря, исполнял роль прорицателя. Однако вследствие того, что его дочь Фукаэри написала ставший бестселлером «Воздушный кокон», откровения перестали к нему приходить, и отец закончил жизнь естественной смертью.
— Или естественным образом покончил с жизнью, — сказал Комацу.
— И перед сектой встала важная задача — найти нового прорицателя. Ибо если вещий голос перестал к ним доноситься, их сообщество потеряло основание для своего существования. Поэтому они с нами уже не возились. Вот как вкратце все это можно подытожить.
— Возможно.
— В рассказе «Воздушный кокон» содержалась информация, которая для них имела первостепенное значение. Вследствие того, что она разошлась по миру в печатном виде, вещий голос умолк и источник ушел глубоко под землю. И вот что интересно… какую такую важную информацию раскрыла эта книга?
— В последние четыре дня моего заключения в одиночке я упорно об этом думал, — сказал Комацу. — «Воздушный кокон» — короткая повесть. В ней описан мир, в котором появляются и исчезают LittlePeople. Героиня, десятилетняя девочка, живет в изолированной общине. Тайно ночью появляются LittlePeople и плетут воздушный кокон. Внутри кокона содержится второе «я» девочки, и таким образом возникает связь между мадзою и доотою. В том мире есть две Луны. Большая и маленькая — возможно, как символ мадзы и дооты. Героиня повести — моделью для нее, наверное, стала сама Фукаэри — отказывается быть мадзою и бежит из общины. Доота же остается там. Что с ней потом случилось, в рассказе не написано.