1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь - Страница 20

К оглавлению

20

Если гипотеза Усикавы правильная, тоб Аомамэ, получив поддержку старой хозяйки, наверное, сейчас скрывается где-то далеко. Возможно, тщательно замела за собой следы, изменила свою внешность и даже фамилию. Если так это и произошло, то вряд ли Усикава в своих тщательных расследованиях натолкнется на нее.

Теперь ничего другого не оставалось, как крепко держаться старой дамы с Адзабу. Заметить какой огрех в его поведении — и на этой основе выследить Аомамэ. Может, это удастся сделать, а может и нет. Но сильной стороной Усикавы был острый нюх и настойчивость в достижении поставленной цели.

«Собственно говоря, какой еще чертой характера, стоящей внимания, я могу похвастаться?» — спрашивал он себя. И уверенно отвечал: «Никакой».

Глава 5. Аомамэ

Как бы вы не затаили дыхание

Аомамэ не было тяжело жить однообразной, одинокой жизнью, находясь в замкнутом помещении. В половине седьмого утра она вставала и съедала легкий завтрак. В течение часа стирала, гладила и подметала пол. До обеда полтора часа Аомамэ эффективно и напряженно упражнялась на спортивных тренажерах, которыми ее обеспечил Тамару. Как профессиональный спортивный инструктор она в совершенстве знала, какую часть мышц и насколько надо ежедневно стимулировать, какая физическая нагрузка полезная, а какая чрезмерная.

На обед ела овощной салат и фрукты. Затем в основном садилась на диван и читала книгу, а потом на короткое время засыпала. Под вечер в течение часа готовила еду и примерно в шесть ужинала. Когда солнце скрывалось за горизонт, выходила на балкон и, сидя на садовом стуле, наблюдала за детским парком. В половине одиннадцатого ложилась спать. Так повторялось каждый день. Но подобную жизнь она не считала особенно скучной.

Она никогда не была склонной к общению с людьми. Не испытывала неудобства, если длительное время ни с кем не встречалась и ни с кем не разговаривала. В начальной школе почти не контактировала с одноклассниками. Точнее говоря, когда не было потребности, никто с ней не говорил. В классе она была непонятным чужеродным элементом, которого надо избегать и обходить молчанием. Аомамэ считала такое отношение к себе несправедливым. Если бы в этом была виновата она сама, может быть, с этим бы смирилась. Но она ничем не провинилась. Чтобы выжить, ей с детства пришлось только молча выполнять родительские наказы. Поэтому перед школьным обедом громко произносила молитву, в воскресенье вместе с матерью ходила по городу, обращая людей в их веру, по религиозной причине пропускала экскурсии в буддийских и синтоистских храмах, отказывалась от рождественских вечеров, ни словом не противоречила, когда ее заставляли надевать поношенное платье с чужого плеча. Однако никто из одноклассников об этом ничего не знал и не старался узнать о таких обстоятельствах ее жизни, ее только сторонились. И даже учителям она, кажется, была обузой.

Конечно, Аомамэ могла бы сказать родителям неправду. Говорить, что перед ежедневным школьным обедом произносит молитву, а в действительности этого не делает. Однако она не хотела так поступать. Поскольку, во-первых, не хотела лгать перед Богом, независимо от того, существует он или нет, а во-вторых, по-своему возмущалась отношением одноклассников к себе. «Если хотите сторониться меня, то — сторонитесь, — думала она. Ежедневной молитвой скорее бросала им вызов. — Справедливость на моей стороне».

Конечно, ей было тяжко вставать рано утром, одеваться и идти в школу. От напряжения у нее часто наступало расстройство желудка и иногда тошнило. Была лихорадка, болела голова, немели руки и ноги. Тем не менее, она ни разу не пропустила школьных занятий. Если бы пропустила один день, то, наверное, захотела бы пропустить еще несколько дней, затем вообще перестала бы посещать школу. Это означало бы только одно, что она проиграла одноклассникам и учителям. Если бы ее не стало в классе, то они, наверное, только обрадовались бы. И Аомамэ не хотела дать им повод для такой радости. А потому, как бы было ей не обидно, через силу отправлялась в школу. И, стиснув зубы, терпеливо молчала.

Ее нынешнее пребывание в квартире многоэтажного дома, даже в одиночестве, по сравнению с тогдашним жестоким положением, не было обременительным. Хранить молчание, оставаясь одной в квартире, казалось ей гораздо легче и естественнее, чем среди общего радостного человеческого гама. У неё было что читать. Поэтому взялась за Пруста, которого подарил ей Тамару. Однако следила, чтобы прочитывала за день не более, чем двадцать страниц. Буквально слово за словом, за определенное время, но только двадцать. Прочитав такую порцию, брала в руки другую книгу. А перед сном обязательно читала несколько страниц «Воздушного кокона». Поскольку этот текст, который писал Тэнго, был для нее пособием для жизни 1Q84 года.

Слушала и музыку. Это были кассеты классической музыки, которые хозяйка с Адзабу прислала в картонной коробке. Все жанры и формы: симфонии Малера, камерные произведения Гайдна, музыку Баха для клавесина и органа. Среди них была и «Симфониетта» Яначека. Ежедневно под её звуки Аомамэ молча выполняла силовые упражнения.

Постепенно наступала поздняя осень. У Аомамэ появилось такое ощущение, будто с каждым днем ее тело становится прозрачным. И старалась как можно меньше об этом думать. И, конечно же, вовсе ни о чем не думать не могла. Пустоту всегда что-то заполняло. Однако, по крайней мере, теперь она не испытывала потребности кого-либо ненавидеть. Ни одноклассников, ни учителей … Она не была уже беспомощным ребенком, которому насильно навязывают веру. Не нуждалась ненавидеть мужчин, которые наносят женщинам побои. Гнев, который до сих пор, словно цунами, накрывал временами её, и который был похож на безумное желание ни с того ни с сего бить стену стоящую перед глазами — незаметно исчез. И неизвестно почему больше не возвращался. Это утешилоб Аомамэ. Она больше никому не хотела наносить удар. Как и себе.

20